26.04.2012 в 18:39
***
В щеку Тора что-то кололо, что-то сухое и острое, шуршащее и липнущее к щетине. Тор отмахивался сквозь сон, пока, все-таки, не проснулся.
Их кровать, кровать, на которой Один Всеотец и Фригг Провидица зачали его самого и Бальдура, превратилась в странное подобие библиотеки и пиршественной залы. Самого Тора загнали на край постели, обнажив ему бок и ногу, отобрав одеяло. Локи уютно примостился под боком, свернувшись клубком на нагретом Тором месте, а всю остальную часть кровати занимали разбросанные свитки, рукописи, пустые чарки. Посох Локи был не просто уложен на постель, но даже зачем-то заботливо укрыт одеялом. Тору стало обидно за верный Мьельнир. Пожалуй, стоит ложиться в постель вчетвером, раз уж Локи на свой манер сходит с ума.
Тор откинул одеяло, сунул руку в жаркий комок и погладил Локи по худому, мерно дышащему животу. Локи зарычал, не разжимая губ, повернулся к Тору спиной и пошарил вслепую рукой по простыням, ища одеяло. На утреннюю любовь Локи явно не был настроен. Должно быть снова, усыпив Тора своим телом, не спал до самого утра, читая дурацкие книжки. Тор выбрался из постели, усмехаясь. Да асы бы вознегодовали, узнав, что колдун Локи не просто не бросил свои дурацкие занятия магией, став супругом Тора, но даже умудряется чаровать рядом со спящим наследником Асгарда.
Тор и не думал запрещать Локи чары. В сознании Одинсона Локи и волшба были неотъемлемы. Тор знал Локи только как колдуна, и теперь, когда злокозненный Локи и без того потерял свою силу, оказавшись немым, Тор совершенно не собирался угнетать Локи еще больше.
Правда, Лафейсон и не сдавался, искал способ колдовать, не открывая рта, но его попытки проваливались, что Локи злило неимоверно. А это уж Тора забавляло: рассерженный и беспомощный Локи забавно негодовал, чуть ли не топая ногами, крушил вазы, бил посуду и пару раз даже попытался поднять руку на Тора. Их стычки заканчивались в постели, и там уж Локи отдавался своей ярости целиком: иногда стелился под Тора, раздирая ему спину в кровавые лоскуты, а иногда оседлывал как жеребца, и скакал, пока они оба не начинали кричать, один яростно и бесстыдно, а другой – глухо и томно.
Тор терпел книжки в постели, терпел даже пустые чарки, но не мог взять в толк, зачем же Локи понадобился посох посреди ночи. Сам Локи спал так сладко и крепко, что Тор не стал его будить, накрыл одеялом и ушел на площадку, где и нашел его Бальдур. У Тора просветлело лицо, когда он увидел старшего брата.
Была какая-то насмешка судьбы в том, что Тор был женат на Локи, а прекрасного Бальдура заставили обручиться с дочерью Локи – уродливой Хель. С тех пор, как Хель увела Бальдура к себе в чертоги Хельхейма, тот редко приходил в Асгард в гости, но сегодня, видимо, вырвался на часок.
Тор внимательно всматривался в лицо светловолосого, красивого Бальдура, и вспоминал невольно о слезах матери, которой пришлось отдать самого любимого сына, самого любимого аса злобной и страшной, неласковой Хель. Впрочем, Бальдур не выглядел несчастным или измученным, и с таким же интересом смотрел на Тора, пытаясь что-то найти в его лице.
- Как ты там? – спросил Тор расплывчато, зная, что только ему Бальдур ответит правду.
- Ко всему привыкаешь, - ответил брат, пожал плечами. – Она любит меня, а я привык к ней.
Тор хмыкнул недоверчиво.
- Она добрая, - сказал вдруг Бальдур странным голосом.
Тор изумился и чуть было не переспросил, уж не путает ли Бальдур Хель, владычицу чертога мертвых, с кем-то другим. Однако когда он внимательно посмотрел на Бальдура, то понял, что тот будет до последнего защищать свою нежеланную, но все-таки законную жену.
- Она добра ко мне, - повторил Бальдур, успокоившись, поняв, что Тор не станет недоверчиво хмыкать.
Тор вздохнул тяжело и подумал о Локи, которого тяжело было назвать добрым, к кому бы то ни было. Локи даже к своим детям добр не был.
- Ты видел его внизу? – брякнул вдруг Тор, сообразив, что Бальдур может ему кое-что рассказать.
Тот поглядел на брата, не переспросил, кого Тор имеет в виду, а только кивнул.
- Да, я часто вижу его там.
Тор изумленно вскинул брови, а Бальдур вел дальше.
- В последнее время он… молчит.
Тор тоже молчал, ожидая, когда старший брат закончит свою мысль.
- Я вижу чары на его губах, - вел Бальдур. – И знаю, как их снять.
Тор тут же насторожился, оперся на молот и приготовился слушать, однако Бальдур только грустно улыбнулся.
- Тебе понадобится терпение, - сказал он просто. – Терпение и немного ласки. Твой Локи сроду ее не знал.
- Все это я знаю, - возмутился Тор. – Я надеялся, что ты скажешь, как снять эту проклятую нить!
- Ты и сам знаешь, - усмехнулся Бальдур. – Узлы расплетаются, просто будь терпелив.
Тор обрадовался, обнял Бальдура от души, а тот похлопал Тора по плечу.
- Однако могу дать тебе совет, - пробубнил бог любви и света, заточенный в чертоги смерти.
Тор выпустил его, заглянул в васильковые глаза со всем вниманием, на которое был способен.
- Сходи с ним к Хель, - посоветовал Бальдур, - сходи к Фенриру, посети Ермунгарда.
Тор поморщился, но Бальдур был настойчив.
- Локи куда больше заботился о своих детях, чем ты думаешь, - сказал он твердо. – Привяжи его к себе этими нитями, и та нить, что на его губах, спадет быстрее.
Тор кивнул, вздохнул тяжело, испытывая острую, злобную ревность при мысли, что Локи уже ложился под кого-то, и рожал от кого-то детей.
- Кто отец твоей жены? – спросил Тор, решив ковать железо, пока оно горячо.
Бальдур никогда не считал Тора глупцом. Простаком – возможно, честным и благородным асом – несомненно. Бальдур любил Тора, однако сейчас поглядел на него, как на законченного, полоумного идиота.
- Твой супруг, - сказал он растерянно, не понимая, куда подевался разум Тора.
Тор опешил.
- А м-мать? – спросил он, только сейчас доходя до мысли, что Локи, хоть и трикстер, полноценный мужчина, который может не только, как гласила молва, выносить детей, но и зачать их в чьем-то чреве.
- Я не знаю, - мягко ответил Бальдур. – Какая-то великанша. Хель никогда не говорила о матери, Локи забрал ее к себе еще маленькой девочкой.
Тор с трудом мог представить себе Хель маленькой девочкой, однако кивнул, зная, что брат ему никогда не лгал.
Когда Тор вернулся в спальню, Локи как раз проснулся и причесывал густые, тяжелые черные волосы, поблескивающие на солнце, как вороново крыло. Тор сел на скамью, задумчиво разглядывая белокожего, обнаженного Локи, а тот спокойно причесывался, будто не замечая, как его разглядывают. Натянул рубаху и влез в штаны, терпеливо застегнул все застежки на высоких сапогах и только тогда обратил свое внимание на Тора. Вскинул брови, демонстрируя готовность выслушать.
- Я хочу поглядеть на твоих детей, - сказал Тор.
Локи тут же пошатнулся, отступил на шаг и взглянул на Тора с такой злобой и подозрением, как уже давно не смотрел.
- Клянусь, что ничего плохого им не сделаю, - тут же сказал Тор, которому стало очень горько.
Локи глядел на него так, будто их не связывали ночи, разделенные на двоих. Будто Тор был каком-то случайным незнакомцем, который мог причинить Локи или его детям зло. Глаза у Локи стали раскосые и очень, очень зеленые, прозрачные как хризолиты, Тору даже тошно стало от той ненависти, которую молчащий Локи опрокинул ему на голову. Бальдур сказал – нужно немного подождать и узлы развяжутся. И про ласку тоже.
Только Тор и так был ласков с Локи, как не был ни с кем, а Локи вон как смотрел. Тор поморщился, встал и торопливо ушел, сбежал из своих покоев, из-под взгляда Локи, чувствуя, как Лафейсон прожигает ему спину вслед.
Манекен привычно принял на себя ярость Тора, однако на этот раз эта ярость была направленной.
Бывало, что и Тору лгали, но за эту ложь он наказывал. Бывало, что его предавали и обводили вокруг пальца. Надсмехались над ним, не считали равным. Он раз за разом доказывал, что смеяться над ним не стоит, и что он не просто равен другим асам, а даже лучше их, не потому, что он Одинсон, а потому, что он Тор Громовержец.
Однако никогда Тора не предавали в сердечных делах, и сейчас он чувствовал себя так, словно Локи посмеялся над ним. Тор возомнил, что Локи привык к нему, ищет у него любви и защиты, а выходило, что Локи на самом деле все так же ненавидит и боится его, а вьется вокруг только потому, что привязан к Тору браком, и потому, что любит плотские удовольствия.
Тор не умел плакать от бессилия. Поэтому он колотил молотом так, что над Асгардом начали собираться тучи, низкие, темные, налитые дождями и молниями.
Он сам привязался к Локи, потому, что Локи умел быть уступчивым и завлекательным. Локи неловко и неумело целовал Тора зашитым ртом в предплечья, в грудь, тыкался губами в подбородок, а Тор возомнил, что завоевал себе часть сердца Локи. Да, хорошенький совет дал Бальдур, ничего не скажешь. Вместо того чтобы развязать нитку на губах Локи, Тор как будто завязал такую же где-то в груди, от чего под ребрами ныла глухая, тоскливая боль.
Он с такой яростью треснул Мьельниром по земле, что по всему Асгарду прокатился гром, небо порвалось на клочья от часто вспыхивающих молний, и на землю стеной хлынул теплый, проливной ливень. Молот тут же увяз в земле, сам Тор тоже по щиколотки провалился в жидкую грязь, остыл немного, подставляя лицо потокам. Вода затекла под мундир, так что Тор раздраженно стащил кольчугу, сел на скамью и расстроенно вцепился в намокшие волосы. Молнии стали мелькать реже, зато дождь полил сильнее, в воздухе пахло свежестью, которой Тор старался надышаться, чтобы проглотить комок в горле. Внезапно за его спиной послышался шорох. Тор тут же схватил прыгнувший в ладонь Мьельнир, развернулся и чуть было не припечатал стоящего позади Локи.
Тот, несмотря на проливной дождь, был сух, как камень в пустыне, держал над головой выгнутый куполом невидимый щит, о который разбивались капли.
- Чего тебе? – устало спросил Тор, который ничуть не обрадовался Локи.