Фанфик по заявке № 6
Панси Паркинсон/Рон Уизли. „А ведь он тебя действительно любит, знаешь?”
Название: Без обязательств
Автор: аноним до объявления результатов
Рейтинг: PG-13 – R
Тип: гет
Пейринг: Рон Уизли/Панси Паркинсон, фоном Рон Уизли/Гермиона Грейнджер
Жанр: роман
Аннотация: «Не говори глупостей, Рита. Никто никого не любит. Мы просто трахаемся».
Отказ: все права у Роулинг
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe».
Предупреждения: постхог, АУ к эпилогу, самая малость ругательств, плохой юмор, пара реминисценций.
Статус: закончен
читать дальше
– Ты уверен, что уходить прямо сейчас – это хорошая идея? – спросила Гермиона, наблюдая за тем, как Рон запаковывает мантии.
Она сидела на краешке дивана цвета фуксии и теребила край домашнего платья, как всегда, когда нервничала.
– Я не знаю, но могу тебя уверить, что спать в гостиной мне порядком надоело, – ответил он.
– А дети? Ты не хочешь сказать им что-нибудь?
– Говоришь так, будто я больше не увижу, – ухмыльнулся Рон. – Мы ведь уже договорились, что Хьюго и Роза будут жить у меня каждую четную неделю месяца. Или ты везешь их завтра утром знакомиться с новым папой, а я ничего не знаю?
– Мы уже сотню раз это обсуждали, Рон, – она поморщилась, – я тебе не изменяла, просто разлюбила. И я боюсь, что твой новый дом...
– Это хороший район и нормальный дом, Гермиона. Я снимаю его у одной милой пары магглов, денег мне хватит, больше половины будет оставаться. Кроме того, рядом есть замечательный парк и торговый центр, где я смогу покупать детям мороженое. Заодно они научатся вести себя среди обычных людей, а то с ними толком и не контактируют. Ты сама когда-то отказалась их записывать в обычный детский сад, помнишь?
– Да, – вздохнула она. – Ты прав. Ты позволяешь мне жить своей жизнью, а я ещё сомневаюсь в тебе. Прости.
– Ничего, я понимаю, что ты волнуешься за них и, может быть, немного за меня. Ну, самую малость.
Гермиона впервые за весь вечер улыбнулась.
Рон был хорошим отцом: отлично справлялся с Хьюго, когда у него впервые проявились магические способности, и он едва не разнес весь дом, объяснял Розе, как правильно звонить бабушке и дедушке Грейнджерам по телефону, сам рвался читать детям сказки барда Бидля и Шарля Перро на ночь.
– Кстати, давно хотел сказать, – вздохнул Рон, – прости, что я был паршивым мужем. Ты заслуживаешь лучшего, милая.
Гермиона лишь отмахнулась.
Рон знал, что уходить – это всегда плохая идея, но ничего другого придумать не мог.
***
– Что у нас сегодня, Гарри? – Рон устало потер глаза.
– Дело с нападениями, ещё одно с хранением запрещенных ингредиентов. Пока ничего интересного, всё как обычно, – Поттер кинул несколько папок напарнику на стол. – Плохо спал сегодня?
– Вчера Гермиона получила все бумаги для оформления развода, а я переехал в свой дивный новый дом. Ты думаешь, что после такого можно выспаться?
– Нет, – честно ответил Гарри. – Я вообще-то удивлен, что ты не напился.
– Поверь, друг, я удивлен не меньше твоего. На самом деле, я просто не нашел бутылку среди своих вещей – Гермиона, наверное, выбросила, – а аппарировать никуда не хотелось.
Гарри улыбнулся.
Его брак тоже был далек от идеального. Мистер и миссис Поттер сейчас с трудом бы вспомнили день, который они провели только вдвоем – рядом всегда были дети, а когда они были у бабушки Молли – была работа, много работы.
Иногда Гарри думал, что, согласись он в свое время занять пост главы аврората, свободного времени было бы больше. Не нужно было бы по ночам бегать по грязным уличкам, набитым приезжими, выискивая колдуна-мусульманина, задумавшего вызвать джинна, составлять бесконечные отчеты, до тошноты похожие друг на друга, носиться со стажерами, которые в большинстве своем ничего не умели.
Конечно, Гарри ошибался. Да и Джинни недавно предложили место тренера в юниорской команде кардиффских «Бладжеров», от которой она, забросившая квиддич вроде бы навсегда, отказываться не стала...
– Кстати, Рон, – опомнился Гарри. – По поводу дела с нападением. У нас свидетель.
– Маг, маггл, сквиб? – деловито осведомился Рон, вынимая из ящика стола нужную форму.
– Волшебница. Панси Паркинсон. И допрашивать её будешь ты.
Уизли поперхнулся.
– Издеваешься? От дерьма не отмоюсь же.
В конце концов, именно Рон арестовал в середине прошлого лета мужа Панси – журналиста Адриана Пьюси, – за употребление запрещенных веществ.
– А я должен? Зря, кстати, трусишь. Паркинсон после развода с Пьюси получила приличную сумму, выраженную в самой стабильной валюте. Сам бумаг не видел, но, как говорят, на её счету теперь цифра с шестью нулями... Короче, будь я на её месте, я бы тебе руки целовал.
– Раз ты всё знаешь о Паркинсон, сам бы и пошел, – мрачно пробурчал Рон и, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета.
Начало дня оказалось на редкость паршивым.
***
Последние три встречи Рона и Панси произошли – какая ирония судьбы, – на допросах.
Один раз – сразу после победы во Второй Магической, Паркинсон была обвиняемой, проходила в рамках «Хогвартского» дела за «активное содействие противоправному режиму» вместе с десятками таких же, как она. Дело было в меру громкое, общественность настаивала на реальных тюремных сроках, в аврорате катастрофически не хватало агентов – творилось черт знает что.
Тогдашний глава слепленного из ничего аврората – Кингсли Шеклбот – он же исполняющий обязанности министра магии, – решил сколотить специальную группу из членов Ордена и героев войны. В основном это были совсем молодые девушки и ребята вроде Рона: Ли Джордан, большая часть семейства Уизли, Оливер Вуд, Анжелина Джонсон...
Они прошли экспресс-курсы, которые дали меньше толку, чем несколько бесед о магическом процессуальном праве с Гермионой, а потом приступили непосредственно к делу.
Допрос Паркинсон отличался от прочих лишь тем, что Рон был единственным дознавателем. Всё остальное было прежним: типичная слизеринская манера, состоящая из смеси лжи, увиливания и перекладывания ответственности. По крайней мере, Рон видел всё именно так.
Он очень хотел тогда засадить «эту суку» в Азкабан на целую вечность, но доказательств хватило только на четыре года условно.
Сейчас Рон понимал: то желание его не имело никакого отношения к Панси конкретно. В общем, на Панси ему было плевать и тогда, и теперь.
По крайней мере, так думал он сам.
По сравнению с той, первой их встречей вне стен Хогвартса, Паркинсон почти не изменилась. Всё те же вызывающие взгляды, ядовитые усмешки, экстравагантный наряд. К образу добавились, пожалуй, только яркий макияж, несколько платиновых колец с редкими камнями на ухоженных пальцах и пара тщательно замазанных мимических морщин.
Разведена, детей нет.
– Доброе утро, мисс Паркинсон, – холодно поздоровался Рон.
– Какая неожиданность, – ухмыльнулась она, – Уизли. Ты что, один на весь аврорат работаешь? Сколько сюда не приходила, а видела в этой комнате только тебя.
– Я тоже рад тебя видеть.
Дело было простое. Косой переулок, парни выпили в одном баре, пошли в другой, выпили ещё, да как-то и оказались в маггловской части города, а там – группа припозднившихся туристов из Америки. Повздорили, помахали кулаками, побросали пару безобидных заклинаний. Бывало и хуже.
Панси в этот момент как раз аппарировала неподалеку, увидела, что нарушается секретность, сообщила куда следует. Ещё и лица горе-магов запомнила, и копию воспоминаний для аврорского Думосброса предоставила.
– Я же теперь добрая волшебница, – сказала Паркинсон.
Рон хмыкнул.
– Позволь спросить, а что ты делала сама в такой поздний час в насквозь маггловском квартале Лондона?
– Во-первых, через пять улиц там есть дополнительный вход в Лютный. Во-вторых, это не относится к делу.
– И всё-таки? – настаивал Рон.
– Навещала старую подругу.
– Такой ответ меня вполне устроит. Спасибо за неоценимую помощь.
– Могу ещё один совет дать. Вне всего этого. За то, что муженька моего бывшего в Азкабан засадил.
– Слушаю внимательно.
– Заведи себе любовницу. А то помрешь от тоски и алкоголя. Или в беду попадешь, как те парни.
Рон улыбнулся:
– Иди на хрен.
***
В следующий раз они встретились не на допросе, а в баре спустя три дня. Когда Рон вошел в свои любимые «Три кентавра», Панси уже сидела за барной стойкой и неспешно пила какой-то коктейль ядовито-зеленого цвета.
Сейчас она казалась привлекательнее, чем была в допросной. Красная мантия с глубоким декольте и однотонные лакированные туфли на высоченном каблуке выгодно подчеркивали достоинства фигуры, а легкий флёр задумчивости на лице придавал какую-то особенную изюминку её образу.
Может быть, во всем было виновато освещение, может быть – усталость Уизли.
Он подошел к стойке, сел рядом.
– Как обычно. И даме повторить за мой счет.
Лысый бармен с длинной седой бородой приветливо кивнул.
– Зарплату дали? – поинтересовалась Панси.
– Почти.
– Ты меня преследуешь, Уизли?
– Ты так часто появляешься в опасной близости от меня, что мне начинает казаться, будто в твоем коварном ехидстве есть доля истины. Как называется коктейль?
– Мальчик-который-пьян.
Рон рассмеялся.
– Шутишь?
– Посмотри сам, – Панси ткнула пальцем в доску на стене, исписанную каракулями бармена.
– Новинка недели, надо же, а я и не вглядывался. Надо будет показать Гарри.
Принесли пиво. Рон сделал глоток и довольно улыбнулся. Темное, нефильтрованное, холодное – классика.
– Типичный мужчина, – хмыкнула Панси.
– Ну, мне далековато до аристократов, попивающих винцо и закусывающих изысканным сыром. Да и пиво с орешками я как-то больше люблю.
Паркинсон хмыкнула снова и надолго погрузилась в свои мысли. Рон молчал тоже. Он никуда не торопился и, кроме того, не знал, о чем именно говорить.
Последние лет пять все женщины, которые окружали его – ну, или почти все, – были родственницами или друзьями с общими увлечениями, с общими знакомыми, с похожими взглядами на мир. Никто из них не учился на факультете Слизерин, и уж тем более не проходил в прошлом по статье как пособник Пожирателей смерти.
Когда Рон почти допил свою пинту, Панси спросила:
– Уизли, как насчет того, чтобы трахнуться?
А ещё последние года два у него толком не было секса.
– Прости, что? Ты из ума выжила, Паркинсон.
– Я просто хочу, наконец, нормального мужчину, Уизли, а не аристократа, который употребляет таблетки в тридцать шесть, чтобы поднять свой член хотя бы на пять минут, – поморщилась Панси, – и не сраного садиста, который чуть что, так к плеткам тянется и втихую пытается Инкарцеро наложить. Что в этом плохого? Мы взрослые люди, в конце концов.
– А ты уверена, что я не таков? – поинтересовался Рон.
– Вот и узнаем, – пожала плечами Панси. – Не бойся, длительных отношений не планирую. Ну?
Может быть, во всем было виноват алкоголь, а, может быть, вызывающе красная помада Паркинсон, но Рон решил не отказываться.
***
Они раздевались неспешно и никуда не торопились.
Почти не целовались – Панси сказала, что ей не хотелось бы, чтобы у неё потом болела шея. Рон не настаивал.
Паркинсон изучала его, не без удивления трогая проступающие, пусть и не четкие кубики пресса, проводя кончиками пальцев по шрамам на груди и руках, едко отзываясь об обилии веснушек.
Уизли изучал её тоже: тонкие ключицы, подтянутую не то заклинаниями, не то физическими упражнениями небольшую грудь, россыпь родинок на теле, темные волоски на лобке, изящные маленькие ступни.
Она не имела ничего общего с Гермионой, и Рон был этому рад.
Панси была страстной и естественной.
Панси ничего не смущало.
Панси не просила выключить свет в спальне.
Кончая, Рон, кажется, даже прохрипел её имя. Что выкрикнула Паркинсон, он не расслышал.
Утром Уизли обнаружил себя лежащим в обнимку с Панси Паркинсон. Спящей она выглядела гораздо милее и безобиднее. Рон протянул руку, чтобы провести ладонью по её волосам, как вдруг Панси произнесла:
– Что, на телячьи нежности потянуло?
Уизли хмыкнул.
– Ты будешь кофе со сливками или без?
– С сахаром. Три ложки.
– За фигуру не боишься? – сказал Рон, невольно копируя язвительный тон Панси.
– Ты за свою не боишься, раз пьешь пиво в таких количествах.
Рон хмыкнул, но ничего не ответил. У него было на редкость хорошее настроение – не хотелось ругаться. У Панси, наверное, с настроением тоже всё было в порядке – колкостей, по крайней мере, было меньше обычного.
Они проводили утро в хрестоматийной обстановке: на ней была надета его футболка с буквой «R», которую она ухитрилась где-то найти, он – в одних только трусах, кофе – отвратительный и растворимый, но лучше, чем ничего, – пили с шоколадными лягушками, которых в шкафу было достаточно.
– Для детей? – спросила Панси, откусывая ногу у своей лягушки
– Ага, – кивнул Рон, жуя. – Приедут в понедельник.
– И как они отнеслись... к твоему переезду?
– Как и все дети – не очень хорошо. Роза плакала даже.
– Понятно.
Они снова долго молчали, и снова первая заговорила Панси, ткнув пальцем в его грудь:
– А откуда у тебя шрамы?
– Причины разные. Вот этот, например, который самый большой, – Рон показал на длинный и тонкий шрам, начинающийся на правом плече и заканчивающийся где-то у пупка, – получил во время практики дуэльного боя, когда обучался в аврорате. По собственной глупости, разумеется. Тот, что на левой руке – четыре года назад упал с метлы во время игры в квиддич с семьей. А вот эти три над сердцем заработал, когда брали одного темного мага. Не помню какого, если честно.
– А во время Битвы за Хогвартс?
– Тогда мне везло. Ни царапинки не получил, – Рон грустно улыбнулся.
– Почему эти-то не уберешь?
– Пусть будут. Как напоминание.
– Глупость какая.
Рон пожал плечами.
Кофе остывал быстрее, чем нагревалось пиво.
– Ну, спасибо за ночь, Уизли. Трахаешься ты хорошо, – ухмыльнулась Панси, сверкая неестественно белыми зубами. – А мне пора.
– Ты тоже была неплоха, Паркинсон.
– Лучше, чем твоя Гермиона?
– Вас глупо даже сравнивать.
– Сочту за комплимент, рыжий, – Панси послала ему воздушный поцелуй, а потом ушла в спальню, чтобы, наверное, переодеться.
Когда Рон, спокойно допивавший свой остывший кофе, поднялся наверх, Паркинсон там уже не было. Старой растянутой футболки с буквой «R» он тоже не нашел.
Взамен она оставила ему свои черные кружевные трусики.
***
На следующий день – в воскресенье, – позвонила Гермиона.
– Это правда? – спросила она.
Голос у неё был спокойный, тихий, но при этом в нем звучали угрожающие нотки.
– Что правда? – переспросил Рон.
– Ты газеты сегодня читал вообще? Хоть какие-нибудь?
– Я по выходным газет не читаю.
– На твоем месте я бы изменила традиции. Какую газету купить, сам поймешь, когда обложку увидишь, – выпалила Гермиона и бросила трубку.
– Какого?.. – выругался Рон, заслышав гудки.
Его бывшая жена не была истеричкой, и не в её характере было вот так вот, ничего толком не объясняя, завершать разговор. Тем более – телефонный.
Кажется, всё действительно было паршиво.
Гермиона оказалась у порога его дома в тот самый момент, когда он сам уже хотел аппарировать в Косой переулок. Она проскользнула мимо него, не здороваясь.
– Здравствуй, дорогая, конечно, заходи, будь как дома, – только и мог сказать Рон.
Гермиона только хмыкнула и сунула ему в руки несколько журналов и газет.
«Признание героя войны Рона Уизли: жена не удовлетворяла его сексуальные запросы».
«В постели и на кухне. Занавесочные истории из жизни Рональда Уизли».
«Он любит пиво, женщин и секс без обязательств».
«Обладатель ордена Мерлина второй степени Рональд Уизли и «слизеринская змея» Панси Паркинсон – любовь до гроба?»
От пестрых и громких заголовков и от обилия его собственных колдографий кружилась голова.
Он понял, как сильно облажался.
– Гермиона, я... Ты ведь понимаешь, что я не специально?
– Я понимаю. Но... Паркинсон? Ты что, из ума выжил с ней спать, а потом за чашечкой кофе делиться тем, что от тебя не слышала даже я? – Гермиона, казалось, была готова врезать ему кулаком по лицу.
– Да, я идиот! – вспылил Рон. – Но что ты прикажешь мне делать? Гоняться за Паркинсон и просить её взять слова назад? Гоняться за Скитер, которая написала большую часть этих бредовых статеек? В темпе вальса найти себе подходящую бабу? Я здоровый мужик, Гермиона, у которого не было нормального секса очень, заметь, очень давно! Конечно, я согласился!
– Это я тоже понимаю. И, если то, что ты там наговорил обо мне в том числе, хотя бы на треть правда – я прощаю.
Гермиона всепонимающая.
Гермиона всепрощающая.
Гермиона правильная.
– Женщины, – сказал Рон и ухмыльнулся.
Она ещё долго о чем-то говорила: о детях, о родителях, о работе, о Гарри, о Скитер, о Паркинсон, а потом ушла – Уизли даже не заметил её ухода. Разве что сильно хлопнула входная дверь.
Рон бросил взгляд на ворох оставленных Гермионой газет и журналов и подумал:
«Сука», – не будучи особо уверенным, кого именно он имел в виду – бывшую жену, Риту Скитер или Панси.
***
Паркинсон не любила Скитер. Не за что было её любить: переживающая менопаузу тетка была склонна к скандалам, выпивке и прочим прелестям, которые Панси предпочитала обходить стороной.
Впрочем, это не отменяло того факта, что только Скитер с её нашумевшим именем могла помочь Панси, которой именно сейчас нужен был черный пиар перед выпуском первой линейки духов.
И она помогла, записав и переврав всё то, что увидела в доме Уизли, будучи маленьким и незаметным жуком в сумочке Панси.
Только радости от статей Паркинсон почему-то никакой не получила. Они казались ей разбитыми елочными игрушками, которые почему-то не получилось склеить заново. Вроде бы и блестели, но выглядели абсолютно не эстетично.
Нет, Панси не чувствовала себя виноватой, особенно когда спустя две недели узнала, что суммы от продаж её духов оказались выше всех её ожиданий.
Проблема была в том, что Панси понравилось заниматься сексом с Уизли. Он не был таким же упрямым в постели, как и в жизни, не страдал от нарциссизма, да и шутки у него были даже лучше, чем у Пьюси.
Он был, конечно, простоватым и наивным, типичным парнем по соседству, но Паркинсон давно поняла, что людей без недостатков не существует.
Когда она пришла в бар «Три кентавра» спустя две недели после выхода скандальных статей, Уизли уже сидел за стойкой.
Когда она села рядом, он, даже не повернув головы в её сторону, сказал бармену:
– Джек, сделай даме свою новинку. Как она там у тебя называется?
– Черная пантера, сэр.
– Дерьмовое название, Джек. В прошлый раз было лучше.
– Знаю, сэр, – грустно покачал головой лысый бармен.
Коктейль в этот раз был насыщенного черного цвета.
– Когда Поттер сказал тогда, что мне придется тебя допрашивать, я ответил ему, что, если это случится, то я вовек от дерьма не отмоюсь, – начал говорить Рон, всё ещё не глядя на Панси. – Выходит, я хренов пророк, да, Паркинсон?
– Выходит, что так, – ответила она, по привычке ухмыляясь язвительно.
– У меня только один вопрос к тебе.
Панси кивнула, мол, валяй.
– Тебе правда понравилось со мной трахаться? Или это так, чтобы уж совсем меня в дерьме не топить?
– А сам как думаешь?
– Никак. Знаю только, что я идиот, потому что я хочу это повторить.
– Ты действительно идиот, Уизел. Потому что какого Дамблдора иначе я делаю в этом баре? Допивай свою хренову пинту быстрее.
У нормальных людей, к которым Рон привык себя причислять, отношения строились на общих интересах, уважении, любви, взаимной выгоде, общих воспоминаниях и чувстве долга.
У них с Паркинсон всё строилось исключительно на сексе и, может быть, на коротких диалогах по утрам, которые не имели ни особой смысловой нагрузки, ни сложных метафор.
Однажды раздобрившаяся Панси даже подарила детям Рона целый ящик шоколадных лягушек.
И пресса со временем перестала перемалывать им кости, пиаря и Паркинсон и самого Рона, переключившись на возродившиеся отношения Гермионы Грейнджер и Виктора Крама.
Вот такая у них была маленькая идиллия без обязательств.
***
Однажды Панси пила кофе – хороший, молотый, бразильский, – у своей заклятой подруги Риты.
– А ведь он тебя действительно любит, знаешь? – сказала Скитер, размешивая серебряной ложечкой сахар в своей чашке китайского фарфора.
Паркинсон ухмыльнулась.
– Не говори глупостей, Рита. Никто никого не любит. Мы просто трахаемся.
– Сказки будешь своей маман рассказывать, дорогая. Подумай сама. Ты, когда приходишь навещать свою старую и немощную подругу, – «старая и немощная» Скитер закурила самую ядреную кубинскую сигару, какую только можно было найти на английском рынке, – только и говоришь, что об этом своем Уизли. Его член, его шрамы, его руки и далее по списку. Он же по первому твоему зову, как песик, бежит в постель и, по твоим же словам, творит там нечто, граничащее с невероятным. Что это значит, Паркинсон?
Это значило, что идиллия без обязательств грозила вылиться в проблемное мероприятие, чего Панси совершенно не хотелось.
– Цирку пора ехать в другой город.
Скитер улыбнулась своей самой нежной улыбкой, в которой яда было больше, чем в закромах покойного Северуса Снейпа.
И Панси уехала, не прощаясь.
Рон первое время по привычке ждал её в «Трех кентаврах» в те недели, когда дети были с Гермионой, а потом перестал.
В конце концов, жизнь шла своим чередом: Гермиона планировала съездить с детьми летом в Софию, а глава аврората предложил Уизли место начальника отдела быстрого реагирования.
Но, когда в стекло его спальни постучался филин, держащий в клюве письмо, в голове его пронеслась пророческая мысль:
«Да, от этого дерьма мне точно не отмыться».
Панси Паркинсон/Рон Уизли. „А ведь он тебя действительно любит, знаешь?”
Название: Без обязательств
Автор: аноним до объявления результатов
Рейтинг: PG-13 – R
Тип: гет
Пейринг: Рон Уизли/Панси Паркинсон, фоном Рон Уизли/Гермиона Грейнджер
Жанр: роман
Аннотация: «Не говори глупостей, Рита. Никто никого не любит. Мы просто трахаемся».
Отказ: все права у Роулинг
Комментарий: написано на Фест редких пейрингов «I Believe».
Предупреждения: постхог, АУ к эпилогу, самая малость ругательств, плохой юмор, пара реминисценций.
Статус: закончен
Leave me dreaming on the bed
See your right back here tomorrow
For the next round
Placebo - Pierrot The Clown
See your right back here tomorrow
For the next round
Placebo - Pierrot The Clown
читать дальше
– Ты уверен, что уходить прямо сейчас – это хорошая идея? – спросила Гермиона, наблюдая за тем, как Рон запаковывает мантии.
Она сидела на краешке дивана цвета фуксии и теребила край домашнего платья, как всегда, когда нервничала.
– Я не знаю, но могу тебя уверить, что спать в гостиной мне порядком надоело, – ответил он.
– А дети? Ты не хочешь сказать им что-нибудь?
– Говоришь так, будто я больше не увижу, – ухмыльнулся Рон. – Мы ведь уже договорились, что Хьюго и Роза будут жить у меня каждую четную неделю месяца. Или ты везешь их завтра утром знакомиться с новым папой, а я ничего не знаю?
– Мы уже сотню раз это обсуждали, Рон, – она поморщилась, – я тебе не изменяла, просто разлюбила. И я боюсь, что твой новый дом...
– Это хороший район и нормальный дом, Гермиона. Я снимаю его у одной милой пары магглов, денег мне хватит, больше половины будет оставаться. Кроме того, рядом есть замечательный парк и торговый центр, где я смогу покупать детям мороженое. Заодно они научатся вести себя среди обычных людей, а то с ними толком и не контактируют. Ты сама когда-то отказалась их записывать в обычный детский сад, помнишь?
– Да, – вздохнула она. – Ты прав. Ты позволяешь мне жить своей жизнью, а я ещё сомневаюсь в тебе. Прости.
– Ничего, я понимаю, что ты волнуешься за них и, может быть, немного за меня. Ну, самую малость.
Гермиона впервые за весь вечер улыбнулась.
Рон был хорошим отцом: отлично справлялся с Хьюго, когда у него впервые проявились магические способности, и он едва не разнес весь дом, объяснял Розе, как правильно звонить бабушке и дедушке Грейнджерам по телефону, сам рвался читать детям сказки барда Бидля и Шарля Перро на ночь.
– Кстати, давно хотел сказать, – вздохнул Рон, – прости, что я был паршивым мужем. Ты заслуживаешь лучшего, милая.
Гермиона лишь отмахнулась.
Рон знал, что уходить – это всегда плохая идея, но ничего другого придумать не мог.
***
– Что у нас сегодня, Гарри? – Рон устало потер глаза.
– Дело с нападениями, ещё одно с хранением запрещенных ингредиентов. Пока ничего интересного, всё как обычно, – Поттер кинул несколько папок напарнику на стол. – Плохо спал сегодня?
– Вчера Гермиона получила все бумаги для оформления развода, а я переехал в свой дивный новый дом. Ты думаешь, что после такого можно выспаться?
– Нет, – честно ответил Гарри. – Я вообще-то удивлен, что ты не напился.
– Поверь, друг, я удивлен не меньше твоего. На самом деле, я просто не нашел бутылку среди своих вещей – Гермиона, наверное, выбросила, – а аппарировать никуда не хотелось.
Гарри улыбнулся.
Его брак тоже был далек от идеального. Мистер и миссис Поттер сейчас с трудом бы вспомнили день, который они провели только вдвоем – рядом всегда были дети, а когда они были у бабушки Молли – была работа, много работы.
Иногда Гарри думал, что, согласись он в свое время занять пост главы аврората, свободного времени было бы больше. Не нужно было бы по ночам бегать по грязным уличкам, набитым приезжими, выискивая колдуна-мусульманина, задумавшего вызвать джинна, составлять бесконечные отчеты, до тошноты похожие друг на друга, носиться со стажерами, которые в большинстве своем ничего не умели.
Конечно, Гарри ошибался. Да и Джинни недавно предложили место тренера в юниорской команде кардиффских «Бладжеров», от которой она, забросившая квиддич вроде бы навсегда, отказываться не стала...
– Кстати, Рон, – опомнился Гарри. – По поводу дела с нападением. У нас свидетель.
– Маг, маггл, сквиб? – деловито осведомился Рон, вынимая из ящика стола нужную форму.
– Волшебница. Панси Паркинсон. И допрашивать её будешь ты.
Уизли поперхнулся.
– Издеваешься? От дерьма не отмоюсь же.
В конце концов, именно Рон арестовал в середине прошлого лета мужа Панси – журналиста Адриана Пьюси, – за употребление запрещенных веществ.
– А я должен? Зря, кстати, трусишь. Паркинсон после развода с Пьюси получила приличную сумму, выраженную в самой стабильной валюте. Сам бумаг не видел, но, как говорят, на её счету теперь цифра с шестью нулями... Короче, будь я на её месте, я бы тебе руки целовал.
– Раз ты всё знаешь о Паркинсон, сам бы и пошел, – мрачно пробурчал Рон и, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета.
Начало дня оказалось на редкость паршивым.
***
Последние три встречи Рона и Панси произошли – какая ирония судьбы, – на допросах.
Один раз – сразу после победы во Второй Магической, Паркинсон была обвиняемой, проходила в рамках «Хогвартского» дела за «активное содействие противоправному режиму» вместе с десятками таких же, как она. Дело было в меру громкое, общественность настаивала на реальных тюремных сроках, в аврорате катастрофически не хватало агентов – творилось черт знает что.
Тогдашний глава слепленного из ничего аврората – Кингсли Шеклбот – он же исполняющий обязанности министра магии, – решил сколотить специальную группу из членов Ордена и героев войны. В основном это были совсем молодые девушки и ребята вроде Рона: Ли Джордан, большая часть семейства Уизли, Оливер Вуд, Анжелина Джонсон...
Они прошли экспресс-курсы, которые дали меньше толку, чем несколько бесед о магическом процессуальном праве с Гермионой, а потом приступили непосредственно к делу.
Допрос Паркинсон отличался от прочих лишь тем, что Рон был единственным дознавателем. Всё остальное было прежним: типичная слизеринская манера, состоящая из смеси лжи, увиливания и перекладывания ответственности. По крайней мере, Рон видел всё именно так.
Он очень хотел тогда засадить «эту суку» в Азкабан на целую вечность, но доказательств хватило только на четыре года условно.
Сейчас Рон понимал: то желание его не имело никакого отношения к Панси конкретно. В общем, на Панси ему было плевать и тогда, и теперь.
По крайней мере, так думал он сам.
По сравнению с той, первой их встречей вне стен Хогвартса, Паркинсон почти не изменилась. Всё те же вызывающие взгляды, ядовитые усмешки, экстравагантный наряд. К образу добавились, пожалуй, только яркий макияж, несколько платиновых колец с редкими камнями на ухоженных пальцах и пара тщательно замазанных мимических морщин.
Разведена, детей нет.
– Доброе утро, мисс Паркинсон, – холодно поздоровался Рон.
– Какая неожиданность, – ухмыльнулась она, – Уизли. Ты что, один на весь аврорат работаешь? Сколько сюда не приходила, а видела в этой комнате только тебя.
– Я тоже рад тебя видеть.
Дело было простое. Косой переулок, парни выпили в одном баре, пошли в другой, выпили ещё, да как-то и оказались в маггловской части города, а там – группа припозднившихся туристов из Америки. Повздорили, помахали кулаками, побросали пару безобидных заклинаний. Бывало и хуже.
Панси в этот момент как раз аппарировала неподалеку, увидела, что нарушается секретность, сообщила куда следует. Ещё и лица горе-магов запомнила, и копию воспоминаний для аврорского Думосброса предоставила.
– Я же теперь добрая волшебница, – сказала Паркинсон.
Рон хмыкнул.
– Позволь спросить, а что ты делала сама в такой поздний час в насквозь маггловском квартале Лондона?
– Во-первых, через пять улиц там есть дополнительный вход в Лютный. Во-вторых, это не относится к делу.
– И всё-таки? – настаивал Рон.
– Навещала старую подругу.
– Такой ответ меня вполне устроит. Спасибо за неоценимую помощь.
– Могу ещё один совет дать. Вне всего этого. За то, что муженька моего бывшего в Азкабан засадил.
– Слушаю внимательно.
– Заведи себе любовницу. А то помрешь от тоски и алкоголя. Или в беду попадешь, как те парни.
Рон улыбнулся:
– Иди на хрен.
***
В следующий раз они встретились не на допросе, а в баре спустя три дня. Когда Рон вошел в свои любимые «Три кентавра», Панси уже сидела за барной стойкой и неспешно пила какой-то коктейль ядовито-зеленого цвета.
Сейчас она казалась привлекательнее, чем была в допросной. Красная мантия с глубоким декольте и однотонные лакированные туфли на высоченном каблуке выгодно подчеркивали достоинства фигуры, а легкий флёр задумчивости на лице придавал какую-то особенную изюминку её образу.
Может быть, во всем было виновато освещение, может быть – усталость Уизли.
Он подошел к стойке, сел рядом.
– Как обычно. И даме повторить за мой счет.
Лысый бармен с длинной седой бородой приветливо кивнул.
– Зарплату дали? – поинтересовалась Панси.
– Почти.
– Ты меня преследуешь, Уизли?
– Ты так часто появляешься в опасной близости от меня, что мне начинает казаться, будто в твоем коварном ехидстве есть доля истины. Как называется коктейль?
– Мальчик-который-пьян.
Рон рассмеялся.
– Шутишь?
– Посмотри сам, – Панси ткнула пальцем в доску на стене, исписанную каракулями бармена.
– Новинка недели, надо же, а я и не вглядывался. Надо будет показать Гарри.
Принесли пиво. Рон сделал глоток и довольно улыбнулся. Темное, нефильтрованное, холодное – классика.
– Типичный мужчина, – хмыкнула Панси.
– Ну, мне далековато до аристократов, попивающих винцо и закусывающих изысканным сыром. Да и пиво с орешками я как-то больше люблю.
Паркинсон хмыкнула снова и надолго погрузилась в свои мысли. Рон молчал тоже. Он никуда не торопился и, кроме того, не знал, о чем именно говорить.
Последние лет пять все женщины, которые окружали его – ну, или почти все, – были родственницами или друзьями с общими увлечениями, с общими знакомыми, с похожими взглядами на мир. Никто из них не учился на факультете Слизерин, и уж тем более не проходил в прошлом по статье как пособник Пожирателей смерти.
Когда Рон почти допил свою пинту, Панси спросила:
– Уизли, как насчет того, чтобы трахнуться?
А ещё последние года два у него толком не было секса.
– Прости, что? Ты из ума выжила, Паркинсон.
– Я просто хочу, наконец, нормального мужчину, Уизли, а не аристократа, который употребляет таблетки в тридцать шесть, чтобы поднять свой член хотя бы на пять минут, – поморщилась Панси, – и не сраного садиста, который чуть что, так к плеткам тянется и втихую пытается Инкарцеро наложить. Что в этом плохого? Мы взрослые люди, в конце концов.
– А ты уверена, что я не таков? – поинтересовался Рон.
– Вот и узнаем, – пожала плечами Панси. – Не бойся, длительных отношений не планирую. Ну?
Может быть, во всем было виноват алкоголь, а, может быть, вызывающе красная помада Паркинсон, но Рон решил не отказываться.
***
Они раздевались неспешно и никуда не торопились.
Почти не целовались – Панси сказала, что ей не хотелось бы, чтобы у неё потом болела шея. Рон не настаивал.
Паркинсон изучала его, не без удивления трогая проступающие, пусть и не четкие кубики пресса, проводя кончиками пальцев по шрамам на груди и руках, едко отзываясь об обилии веснушек.
Уизли изучал её тоже: тонкие ключицы, подтянутую не то заклинаниями, не то физическими упражнениями небольшую грудь, россыпь родинок на теле, темные волоски на лобке, изящные маленькие ступни.
Она не имела ничего общего с Гермионой, и Рон был этому рад.
Панси была страстной и естественной.
Панси ничего не смущало.
Панси не просила выключить свет в спальне.
Кончая, Рон, кажется, даже прохрипел её имя. Что выкрикнула Паркинсон, он не расслышал.
Утром Уизли обнаружил себя лежащим в обнимку с Панси Паркинсон. Спящей она выглядела гораздо милее и безобиднее. Рон протянул руку, чтобы провести ладонью по её волосам, как вдруг Панси произнесла:
– Что, на телячьи нежности потянуло?
Уизли хмыкнул.
– Ты будешь кофе со сливками или без?
– С сахаром. Три ложки.
– За фигуру не боишься? – сказал Рон, невольно копируя язвительный тон Панси.
– Ты за свою не боишься, раз пьешь пиво в таких количествах.
Рон хмыкнул, но ничего не ответил. У него было на редкость хорошее настроение – не хотелось ругаться. У Панси, наверное, с настроением тоже всё было в порядке – колкостей, по крайней мере, было меньше обычного.
Они проводили утро в хрестоматийной обстановке: на ней была надета его футболка с буквой «R», которую она ухитрилась где-то найти, он – в одних только трусах, кофе – отвратительный и растворимый, но лучше, чем ничего, – пили с шоколадными лягушками, которых в шкафу было достаточно.
– Для детей? – спросила Панси, откусывая ногу у своей лягушки
– Ага, – кивнул Рон, жуя. – Приедут в понедельник.
– И как они отнеслись... к твоему переезду?
– Как и все дети – не очень хорошо. Роза плакала даже.
– Понятно.
Они снова долго молчали, и снова первая заговорила Панси, ткнув пальцем в его грудь:
– А откуда у тебя шрамы?
– Причины разные. Вот этот, например, который самый большой, – Рон показал на длинный и тонкий шрам, начинающийся на правом плече и заканчивающийся где-то у пупка, – получил во время практики дуэльного боя, когда обучался в аврорате. По собственной глупости, разумеется. Тот, что на левой руке – четыре года назад упал с метлы во время игры в квиддич с семьей. А вот эти три над сердцем заработал, когда брали одного темного мага. Не помню какого, если честно.
– А во время Битвы за Хогвартс?
– Тогда мне везло. Ни царапинки не получил, – Рон грустно улыбнулся.
– Почему эти-то не уберешь?
– Пусть будут. Как напоминание.
– Глупость какая.
Рон пожал плечами.
Кофе остывал быстрее, чем нагревалось пиво.
– Ну, спасибо за ночь, Уизли. Трахаешься ты хорошо, – ухмыльнулась Панси, сверкая неестественно белыми зубами. – А мне пора.
– Ты тоже была неплоха, Паркинсон.
– Лучше, чем твоя Гермиона?
– Вас глупо даже сравнивать.
– Сочту за комплимент, рыжий, – Панси послала ему воздушный поцелуй, а потом ушла в спальню, чтобы, наверное, переодеться.
Когда Рон, спокойно допивавший свой остывший кофе, поднялся наверх, Паркинсон там уже не было. Старой растянутой футболки с буквой «R» он тоже не нашел.
Взамен она оставила ему свои черные кружевные трусики.
***
На следующий день – в воскресенье, – позвонила Гермиона.
– Это правда? – спросила она.
Голос у неё был спокойный, тихий, но при этом в нем звучали угрожающие нотки.
– Что правда? – переспросил Рон.
– Ты газеты сегодня читал вообще? Хоть какие-нибудь?
– Я по выходным газет не читаю.
– На твоем месте я бы изменила традиции. Какую газету купить, сам поймешь, когда обложку увидишь, – выпалила Гермиона и бросила трубку.
– Какого?.. – выругался Рон, заслышав гудки.
Его бывшая жена не была истеричкой, и не в её характере было вот так вот, ничего толком не объясняя, завершать разговор. Тем более – телефонный.
Кажется, всё действительно было паршиво.
Гермиона оказалась у порога его дома в тот самый момент, когда он сам уже хотел аппарировать в Косой переулок. Она проскользнула мимо него, не здороваясь.
– Здравствуй, дорогая, конечно, заходи, будь как дома, – только и мог сказать Рон.
Гермиона только хмыкнула и сунула ему в руки несколько журналов и газет.
«Признание героя войны Рона Уизли: жена не удовлетворяла его сексуальные запросы».
«В постели и на кухне. Занавесочные истории из жизни Рональда Уизли».
«Он любит пиво, женщин и секс без обязательств».
«Обладатель ордена Мерлина второй степени Рональд Уизли и «слизеринская змея» Панси Паркинсон – любовь до гроба?»
От пестрых и громких заголовков и от обилия его собственных колдографий кружилась голова.
Он понял, как сильно облажался.
– Гермиона, я... Ты ведь понимаешь, что я не специально?
– Я понимаю. Но... Паркинсон? Ты что, из ума выжил с ней спать, а потом за чашечкой кофе делиться тем, что от тебя не слышала даже я? – Гермиона, казалось, была готова врезать ему кулаком по лицу.
– Да, я идиот! – вспылил Рон. – Но что ты прикажешь мне делать? Гоняться за Паркинсон и просить её взять слова назад? Гоняться за Скитер, которая написала большую часть этих бредовых статеек? В темпе вальса найти себе подходящую бабу? Я здоровый мужик, Гермиона, у которого не было нормального секса очень, заметь, очень давно! Конечно, я согласился!
– Это я тоже понимаю. И, если то, что ты там наговорил обо мне в том числе, хотя бы на треть правда – я прощаю.
Гермиона всепонимающая.
Гермиона всепрощающая.
Гермиона правильная.
– Женщины, – сказал Рон и ухмыльнулся.
Она ещё долго о чем-то говорила: о детях, о родителях, о работе, о Гарри, о Скитер, о Паркинсон, а потом ушла – Уизли даже не заметил её ухода. Разве что сильно хлопнула входная дверь.
Рон бросил взгляд на ворох оставленных Гермионой газет и журналов и подумал:
«Сука», – не будучи особо уверенным, кого именно он имел в виду – бывшую жену, Риту Скитер или Панси.
***
Паркинсон не любила Скитер. Не за что было её любить: переживающая менопаузу тетка была склонна к скандалам, выпивке и прочим прелестям, которые Панси предпочитала обходить стороной.
Впрочем, это не отменяло того факта, что только Скитер с её нашумевшим именем могла помочь Панси, которой именно сейчас нужен был черный пиар перед выпуском первой линейки духов.
И она помогла, записав и переврав всё то, что увидела в доме Уизли, будучи маленьким и незаметным жуком в сумочке Панси.
Только радости от статей Паркинсон почему-то никакой не получила. Они казались ей разбитыми елочными игрушками, которые почему-то не получилось склеить заново. Вроде бы и блестели, но выглядели абсолютно не эстетично.
Нет, Панси не чувствовала себя виноватой, особенно когда спустя две недели узнала, что суммы от продаж её духов оказались выше всех её ожиданий.
Проблема была в том, что Панси понравилось заниматься сексом с Уизли. Он не был таким же упрямым в постели, как и в жизни, не страдал от нарциссизма, да и шутки у него были даже лучше, чем у Пьюси.
Он был, конечно, простоватым и наивным, типичным парнем по соседству, но Паркинсон давно поняла, что людей без недостатков не существует.
Когда она пришла в бар «Три кентавра» спустя две недели после выхода скандальных статей, Уизли уже сидел за стойкой.
Когда она села рядом, он, даже не повернув головы в её сторону, сказал бармену:
– Джек, сделай даме свою новинку. Как она там у тебя называется?
– Черная пантера, сэр.
– Дерьмовое название, Джек. В прошлый раз было лучше.
– Знаю, сэр, – грустно покачал головой лысый бармен.
Коктейль в этот раз был насыщенного черного цвета.
– Когда Поттер сказал тогда, что мне придется тебя допрашивать, я ответил ему, что, если это случится, то я вовек от дерьма не отмоюсь, – начал говорить Рон, всё ещё не глядя на Панси. – Выходит, я хренов пророк, да, Паркинсон?
– Выходит, что так, – ответила она, по привычке ухмыляясь язвительно.
– У меня только один вопрос к тебе.
Панси кивнула, мол, валяй.
– Тебе правда понравилось со мной трахаться? Или это так, чтобы уж совсем меня в дерьме не топить?
– А сам как думаешь?
– Никак. Знаю только, что я идиот, потому что я хочу это повторить.
– Ты действительно идиот, Уизел. Потому что какого Дамблдора иначе я делаю в этом баре? Допивай свою хренову пинту быстрее.
У нормальных людей, к которым Рон привык себя причислять, отношения строились на общих интересах, уважении, любви, взаимной выгоде, общих воспоминаниях и чувстве долга.
У них с Паркинсон всё строилось исключительно на сексе и, может быть, на коротких диалогах по утрам, которые не имели ни особой смысловой нагрузки, ни сложных метафор.
Однажды раздобрившаяся Панси даже подарила детям Рона целый ящик шоколадных лягушек.
И пресса со временем перестала перемалывать им кости, пиаря и Паркинсон и самого Рона, переключившись на возродившиеся отношения Гермионы Грейнджер и Виктора Крама.
Вот такая у них была маленькая идиллия без обязательств.
***
Однажды Панси пила кофе – хороший, молотый, бразильский, – у своей заклятой подруги Риты.
– А ведь он тебя действительно любит, знаешь? – сказала Скитер, размешивая серебряной ложечкой сахар в своей чашке китайского фарфора.
Паркинсон ухмыльнулась.
– Не говори глупостей, Рита. Никто никого не любит. Мы просто трахаемся.
– Сказки будешь своей маман рассказывать, дорогая. Подумай сама. Ты, когда приходишь навещать свою старую и немощную подругу, – «старая и немощная» Скитер закурила самую ядреную кубинскую сигару, какую только можно было найти на английском рынке, – только и говоришь, что об этом своем Уизли. Его член, его шрамы, его руки и далее по списку. Он же по первому твоему зову, как песик, бежит в постель и, по твоим же словам, творит там нечто, граничащее с невероятным. Что это значит, Паркинсон?
Это значило, что идиллия без обязательств грозила вылиться в проблемное мероприятие, чего Панси совершенно не хотелось.
– Цирку пора ехать в другой город.
Скитер улыбнулась своей самой нежной улыбкой, в которой яда было больше, чем в закромах покойного Северуса Снейпа.
И Панси уехала, не прощаясь.
Рон первое время по привычке ждал её в «Трех кентаврах» в те недели, когда дети были с Гермионой, а потом перестал.
В конце концов, жизнь шла своим чередом: Гермиона планировала съездить с детьми летом в Софию, а глава аврората предложил Уизли место начальника отдела быстрого реагирования.
Но, когда в стекло его спальни постучался филин, держащий в клюве письмо, в голове его пронеслась пророческая мысль:
«Да, от этого дерьма мне точно не отмыться».